Ночью на кухне хорошо.
Не только потому, что по ночам на кухне никто не толчется, гремя крышками от кастрюль, не раскладывает хвосты с белой кисточкой и прочие конечности поперек прохода, не таскает из кулька арахис, не устраивает поножовщину с участием сыра, хлеба и колбасы и не вещает о ужасах жизни с аденомой предстательной железы, глаукомой, катарактой и прочими составляющими разлапистого букета болячек, коими обычно страдают те, кто слегка чуть-чуть подрастерял это самое чувство - невыносимой легкости бытия.
Ночью на кухне тихо и пусто, и даже почетный чревовещатель-радио с полуночи и до шести утра молчит, будто ему в кои-то веки нечего сказать, хоть бы даже и об очередной болячке. И на кухне по ночам больше всего воздуха, потому что старушка -кухня - счастливая обладательница единственного в квартире незаклеенного окна. Хоть это место -вовсе не Питер, погода здесь тоже меняется с космической скоростью, вот и не спешит никто отдирать от оконных щелей широкие бумажные полосы - вдруг завтра снег пойдет, и снова под минус двадцать?Всяко бывает. А кухне холода не страшны, у нее одной во всей квартире есть огонь. Поэтому кухня - она всегда немножко дикая и первобытно-общинная.
Из окна кухни видно крыши. Много-много крыш, уходяших в сторону горизонта, кучкующихся на линии соприкосновения с небом в центр города. Там все светится и электричествует, и когда я смотрю туда из нашего дикого и темного острова сосен и побитых жизнью пятиэтажек, мне кажется, что Там никогда не случается и не случится ничего плохого.
Город растет ввысь, растет неравномерно и отсюда больше похож на всполохи кардиаграммы. Мне обидно из-за этих высоток, крадущих у нашего острова восход, потому что я помню десять лет назад, и раннее утро, и все еще живые и настоящие, и сырники шкворчат на сковородке, и первые лучи солнца на шифоньере, цветастом халате бабушки, на ее цветах и старых книжках, и кажется, что так будет всегда.
Когда свет включен, сразу понятно, почему по ночам никто не стремится лишний раз выйти на улицу. Когда свет выключаешь,темнота становится очень домашней, почти ручной. Можно взять ее на руки, и она совсем не кусается. Можно вынести ее на прогулку, и тогда ты будешь свой, совсем-совсем, потому что темнота внутри и снаружи - это одно и тоже, и если уж решился вытянуть из себя темноту, готовься к тому, что легко не будет, да и вряд ли кто услышит.